среда, 1 февраля 2017 г.

Магия старых фотографий

     Магия старых фотографий
Как обычно, наша очередная вылазка в погоне за новыми впечатлениями началась со звонка моей подруги Тамары. В трубке что-то шуршало, и ее голос казался каким-то далеким и отчужденным. Все же мне удалось разобрать, что у них на работе организовывается экскурсия в Каменец-Подольский, и она спрашивает меня, не хочу ли я к ним присоединиться. Я, конечно, хотела. Неожиданная перспектива вырваться из серой паутины будней так меня взволновала, что я даже не особенно вслушивалась в Тамарин рассказ о городе и его достопримечательностях. Мысленно я уже составляла список того, что я возьму с собой в дорогу.
            Поезд, к счастью, отправлялся днем, а не рано утром, как это бывало, когда мы путешествовали автобусом. В день отъезда я, конечно же, нервничала и торопливо сновала по дому, собирая свои пожитки с таким рвением, будто я отправлялась не в двухдневную поездку, а на другой край Земли. Больше всего я боялась забыть паспорт, крем для лица и зубную щетку. Билеты были у руководителя группы – так что хотя бы о них можно было не беспокоиться. Фотоаппарат я попросила у моего зятя Алеши. За 10 минут он объяснил мне, как им пользоваться, и я сделала несколько пробных снимков, судорожно пытаясь запомнить все его советы. Для дальнейшего обучения времени уже не оставалось, и торопливо попрощавшись со всеми, я отправилась на автобусную остановку с дорожной сумкой через плечо.
            Лето было в самом разгаре, и вокзал встретил меня раскаленным асфальтом и духотой. В поезде было не менее жарко и душно, и это еще усугублялось тем, что открыть окно в купе мы не могли. Как-то во времена нашей студенческой молодости у Тамары парализовало половину лица на нервной почве. И хотя она успешно справилась с этой проблемой, доктора посоветовали ей избегать сквозняков. Поэтому мы смиренно парились в нашем закупоренном купе, утешая себя мыслью о том, что каждый стук вагонных колес приближал нас к новым местам и новым впечатлениям.
            На следующее утро мы вывалились из поезда в Каменце-Подольском, совершенно разбитые после ночи проведенной в душном вагоне. Немного отдышавшись, я тут же решила проверить, как я усвоила Лешины уроки и принялась снимать здание вокзала. Строение, правда, глаз не радовало. Это было убогое провинциальное, типичное для времен СССР, здание. Мой зять потом удалил все эти фотографии, и я считаю напрасно. Они так хорошо показывали, что первое впечатление далеко не всегда самое верное. Вокзал был скорее исключением. Все остальное настолько мне понравилось, что я неустанно щелкала фотоаппаратом, с удивлением замечая, что мои снимки не так уж плохи, как этого можно было ожидать.
            Старинный город с его многочисленными церквями, часовнями, высоченным каменным мостом и настоящей старой крепостью, казалось, переносил нас чудесным образом на несколько столетий назад. Он был таким уютным и ухоженным, что невольно вспоминался Львов – другая жемчужина Украины, которой так не хватало работы реставраторов и заботы властей.
            Особенно меня очаровал небольшой дворик старинного католического костела. Я сделала несколько неплохих фотографий разноцветных клумб под желтыми стенами с продолговатыми готическими окнами. Затем довольно удачно щелкнула двух монахинь в развевающихся черных одеяниях, неторопливо удаляющихся по неширокому, мощеному булыжником проходу. Долго и безуспешно пыталась сфотографировать уходящую ввысь колонну у входа в костел. Меня восхитили разноцветные флажки, расходящиеся веером от верхушки колонны и слегка трепещущие на фоне голубого неба. Я сделала много снимков, но мне так и не удалось схватить яркость цветов.
            Но самое незабываемое впечатление оставила поездка на берег Днестра к месту под названием Бакота. Как рассказала нам наша экскурсовод пани Станислава, так называлась деревня, которую затопили во времена СССР, чтобы создать гигантское водохранилище. Для местных жителей это было настоящей трагедией знать, что их дома и деревенское кладбище с могилами предков навсегда скрылись под водой. Но удивительное дело, былая трагедия не наложила отпечатка на дух этого места. Открывшиеся глазу широкие зеленые просторы дышали такой умиротворенностью, что просто не верилось, что когда-то люди нанесли здесь безжалостный удар по природе. Как  это, к счастью, иногда бывает, здесь она восстановилась, и водохранилище не превратилось в отвратительный водоем с затхлой зеленоватой водой, как это часто случалось с так широко разрекламированными в СССР искусственными морями. Здесь же серовато-голубая гладь воды, окаймленная высокими зелеными берегами, манила  свежестью и чистотой. Мы начали спускаться вниз по бесконечной извилистой тропинке. Ветви деревьев смыкались над головой, и казалось, будто мы движемся по извивающемуся зеленому тоннелю. На полпути вниз, у пещеры отшельников мы остановились, и пока пани Станислава рассказывала об их жизни и о целебных свойствах воды в источниках неподалеку от пещеры, я отправилась на смотровую площадку, где все еще далекая голубоватая вода просвечивала сквозь ветви деревьев. Многочисленные ленточки, повязанные у входа в пещеру, говорили о неиссякаемых толпах паломников. И что удивительно – никакого мусора, ни здесь возле пещеры, ни там наверху, где на краю цветущего поля нас ожидал наш автобус. Это немного озадачивало: кто-то убирает или у людей просто не поднимается рука разбрасывать мусор в таком месте?
            Когда мы, наконец, добрались до укромной бухточки, где пологие волны бились об узкую полоску берега, все наши женщины бросились купаться. А я по недомыслию оставила купальник далеко наверху в автобусе и стояла в растерянности, с завистью глядя, как они плещутся. Тронутые моим огорчением все начали дружно меня уверять, что наши мужчины еще не скоро спустятся, и я могу искупаться и так, без купальника. Немного поколебавшись, но, понимая, что времени у меня в обрез, я попросила Тамару меня прикрыть, поспешно разделась и в чем мать родила прыгнула в набегающие волны. Бодрящее ощущение прохлады после изнуряющей жары вызвало прилив новых животворных сил. Казалось, что эта вода была такой же целебной, как та – у источников возле пещеры. Выходить из воды ужасно не хотелось, но я знала, что времени у меня нет. Поплескавшись немного, я выскочила на берег и торопливо оделась, балансируя попеременно то на одной, то на другой ноге. С, казалось бы, утроившимися силами, мы начали бодро взбираться наверх по крутой тропинке и почти сразу же столкнулись с отрядом детей младшего школьного возраста, спускающихся организованной цепочкой и крепко прижимающих к груди надувные круги. С легким содроганием я представила себе, как бы мне пришлось выкручиваться, если бы вся эта компания застукала меня, когда я плескалась в воде без купальника.
            После подъема мы с Тамарой отправились бродить по цветущему полю. Я щелкала фотоаппаратом снова, но ни на одной из моих фотографий не была схвачена красота буйно цветущего разнотравья, ни красота широких просторов реки, текущей между высокими зелеными берегами. А два аиста, приземлившиеся неподалеку, просто не желали фотографироваться. Они поднимались в воздух и отлетали подальше, как только я наводила на них фотоаппарат.
            Когда наш автобус двинулся, наконец, по направлению к городу, я, глядя на проносившиеся мимо живописные пейзажи, вскочила со своего места в порыве энтузиазма, и, пристроившись возле открытого окна, продолжала щелкать фотоаппаратом. На удивление две из этих фотографий, сделанных неопытной рукой во время движения автобуса, оказались несмазанными и на них ясно видна пышная зелень окружающих лесов, где, по словам пани Станиславы, все еще водились лоси.
            Долгое время после этой поездки каждый раз, когда я рассматривала свои фотографии, мне казалось, будто от них исходит едва заметное сияние, возвращающее меня в экзотический мир старинного города и свежей зелени разнотравья на берегах Днестра. И дело было не в том, что я рассматривала их на экране компьютера. Такое же ощущение у меня вызывали другие мои фотографии, сделанные в бумажном варианте. Я привезла их из еще одной нашей с Тамарой незабываемой поездки в биосферный заповедник Аскания-Нова. Эти снимки, пожалуй, лучшего качества, хотя и сделаны еще пленочным фотоаппаратом, за несколько лет до нашей поездки в Каменец-Подольский. Снимал Тамарин младший сын Юра, по моей просьбе. Он, наверное, уже и не рад был, что согласился, когда я носилась за ним по пятам, упрашивая щелкнуть и то, и это.
            А поначалу поездка в Асканию-Нова, казалось, тоже не обещала ничего особенно хорошего. До заповедника мы добирались часов 6, на два часа дольше, чем должны были. Как оказалось, водитель нашего автобуса свернул не на ту дорогу где-то в середине пути. Было и еще одно разочарование: один из наших спутников говорил, что мы будем проезжать ковыльные степи, и я с нетерпением ожидала их появления, расписывая Тамаре, как чудесно серебрится ковыль, если солнце светит под правильным углом. Но ковыльные степи так и не появились. Распахали их что ли или может быть это случилось из-за того, что наш водитель сбился с пути?
            Гостиница, куда нас поселили на одну ночь, тоже не радовала. Она была чистой, но весь ее убогий интерьер и отсутствие горячей воды навевали щемящие воспоминания о советских временах, когда гостиниц было мало, и попасть в них без взятки администратору было невозможно.
            После того, как мы перекусили привезенными с собой припасами, большинство из нашей группы, включая Тамариного мужа и сыновей, решили остаться в гостинице и дожидаться обещанного обеда. А мы с Тамарой и еще несколько таких же любительниц дальних странствий отправились бродить по парку. Гигантский дендропарк скорее напоминал экзотический лес с разнообразными высоченными деревьями неизвестных мне пород. Вдоль дорожек у самой земли была натянута зеленая проволока. Как объяснил попавшийся нам по дороге егерь, эта проволока показывала, что мы не должны ходить по траве. Несмотря на восторженные рассказы моего бывшего мужа о том, что в Германии людям разрешается лежать на газонах в парках, эта проволока почему-то не вызывала протеста. Я не хотела никакой мятой травы в заповеднике. Людей становится все больше, а деревьев и травы – все меньше. Наверное, поэтому у меня возникло это странное ощущение, будто я в музее и должна просто любоваться и ничего не трогать руками. Мелькнувший вдали на лужайке фазан так меня растрогал, что когда мы отправились на экскурсию в зоопарк, я была полна энтузиазма и донимала бедного Юру просьбами снять всё-всё-всё. На что он ворчал в ответ, что пленка в фотоаппарате все-таки не бесконечная.
            Зоопарк в Аскании-Нова был, несомненно, намного лучше нашего Одесского: много маленьких прудиков для птиц, а вольеры и загоны для животных – намного обширнее. Хотя, конечно, для копытных никакого загона не может быть достаточно, как заметил кто-то из нашей группы. Но нам тут же сообщили, что имеется огромный участок в 250 га, где те же копытные содержатся в почти естественных условиях.
            Больше всего меня восхитили павлины, свободно разгуливающие по дорожкам зоопарка. Мы попытались погладить одного наименее пугливого, но он отступал каждый раз, когда кто-то из нас протягивал руку. И как забавно павлины, распустившие хвост, начинали вращаться вокруг своей оси, величаво представляя главное свое украшение всеобщему обозрению. Довольно таки душераздирающие крики павлинов доносились даже до нашей гостиницы. Но это мне нравилось тоже, как и рассказ нашего экскурсовода о том, что кто-то известный сказал о павлинах: «У них походка вора и крик дьявола».
            А как меня поразили африканские страусы, огромные, больше двух метров ростом, и луп-луп на нас своими глазищами из-за ограды. Все умиляло меня тогда. И рассказ экскурсовода о том, почему у страусов самец черный, а самка серая. Это потому, что он высиживает яйца ночью, а она - днем. А на большой пруд в центре зоопарка прилетали гнездиться птицы со всей округи.
            Было, правда, и грустное зрелище: бизон полулежал, поджав под себя ноги, а верблюд стоял в углу своего загона, и шерсть слезала с него клочьями. Экскурсовод сказала – они болеют. Зебра, зато порадовала – она стояла, прислонившись боком к сетчатому забору своего обширного загона. Мы остановились и, просовывая руки через сетку, долго и с энтузиазмом гладили ее крутой полосатый бок, а она одобрительно помахивала хвостом.
            На следующий день с утра у нас было запланировано «сафари». Я не совсем понимала, что это означало, но все же надеялась, что стрелять нам ни в кого не придется. Мы прошли по выложенной плиткой дорожке, обсаженной кипарисами с одной стороны, и поднялись на небольшой холм, откуда открывалась чудесная панорама парка со всеми его лужайками, холмами и цветущими кустами во всем их майском великолепии. Две машины ожидали нас внизу: одна крытая «Газель» и другая – пикап с открытым верхом. Удивительно как люди сразу разделились на две группы: одним непременно хотелось ехать в закрытом пространстве «Газели», а другим – чтобы ветер обдувал их со всех сторон. Тамарин муж и старший сын выбрали «Газель», а Юра и мы с Тамарой, получив бинокли, тут же бросились к открытому кузову пикапа. Усевшись, мы поплотнее застегнули наши ветровки, а Тамара повязала голову шелковым платком. Пикап тронулся не сразу потому, что в нашей машине захотело ехать на два человека больше, чем полагалось. Все сидели, вцепившись в сиденья, и никто не хотел вылезать, но потом одной молодой паре пришлось таки перебраться в душную «Газель». Эта машина ехала впереди, и в салоне у них играло радио. Зато мы прокатились с ветерком, и пыли было мало, хотя нас ею пугали те, кто предпочел другую машину. Тем, кто не надел ветровки с капюшоном было холодно – одна девушка не выдержала и перебралась в «Газель». А вот симпатичная загорелая женщина в футболке сидела, как ни в чем не бывало, и улыбалась. Она выразила мои мысли, сказав, что немного разочарована, так как сетки, разгораживающие дикую степь, портят всю картину. Но, в общем-то, издалека сетки были почти незаметны. И как бы иначе егеря перегоняли животных из одного участка степи в другой, мешая им вредить друг другу, а некоторых, особо нежных, загоняли на зиму в стойла? Времена настоящих диких степей давно прошли. Цель биосферного заповедника – сохранить генофонд животных, который все сокращается из-за того, что биологический вид homo sapiens продолжает увеличивать свою популяцию, вытесняя всех остальных.
            Особенно ярко отношение современного человека к Природе продемонстрировал эпизод с лисенком. Вдруг наш пикап резко затормозил, хотя в обозримом пространстве не просматривалось никаких стад бизонов, лошадей Пржевальского и прочих копытных. Сказали, что в траве спрятался лисенок. Пятеро из нас: я, загорелая женщина в футболке и трое парней с фотоаппаратами вылезли из машины. Лисенок лежал, притаившись в траве на животе, уткнувшись носиком в землю. Пятеро представителей homo sapiens окружили несчастное животное и самые смелые, включая женщину в футболке, начали осторожно раздвигать траву, держа свои руки в сантиметрах 10 от животного. Три фотоаппарата нацелились на боящуюся пошевелиться жертву и сделали не менее десяти снимков. Я не рискнула раздвигать траву, а вдруг лисенок бешеный и укусит? Но все обошлось, и Юра сделал три снимка моим фотоаппаратом. Много позже мне вдруг пришла в голову мысль: может быть лисенок вовсе не притворялся мертвым, как казалось, а напротив ожидал, что мы оставим ему что-нибудь вкусненькое за его готовность фотографироваться? Вот так оно чаще всего и происходит – мы просто не понимаем, что же на самом деле происходит в дикой Природе.
            На следующий день после нашего возвращения в Одессу я отнесла пленку в фотоателье и с нетерпением ожидала, когда будут готовы снимки, а позже с благоговением расположила их в хронологической последовательности в своем альбоме. Я видела, что фотографии не отражают всей красоты огромного дендропарка, но когда я их просматривала, мне казалось, будто я переживаю нашу поездку снова и то, что не сумел ухватить фотоаппарат, дорисовывало мое воображение.
            Тамара рассказывала мне по телефону, что в первый понедельник после нашей экскурсии все ее коллеги пришли на работу с сияющими улыбками на лицах. Я обычно не могу улыбаться, когда меня фотографируют, но почти на всех фотографиях, привезенных из этой поездки у меня на лице тоже счастливая улыбка. А вот у Тамары на большей части снимков какой-то потерянный грустный взгляд. У меня было сильное подозрение, что ее муж приложил к этому руку. Он был все такой же, как во времена нашей студенческой молодости: любитель побалагурить и язвительно пошутить. Когда мы прибыли в гостиницу, я слышала, как он отчитывал Тамару за что-то за моей спиной. Но все на что меня хватило, после утомительной дороги – это сказать ей потом что-то вроде: «Не бери в голову – ты же знаешь этих мужиков». И в глубине души я порадовалась, что мои дети отказались ехать. А как их отказ расстроил меня вначале! Но потом я вдруг почувствовала, что все к лучшему – я снова могла ощутить себя молодой и свободной отдаться целиком окружающей меня экзотике, отвлечься на время от своих проблем и, надо признать, от душевных переживаний моей подруги тоже. Вот почему я так непринужденно улыбаюсь в объектив фотоаппарата: и когда сижу на суховатой траве в степи с биноклем в руке, и в парке среди цветущей травы на фоне пышно разросшихся желто-зеленых кустов, и когда стою на вершине холма, раскинув руки как птица. Это была Юркина идея, чтобы я сделала вид, будто собираюсь взлететь. Он сказал - все так фотографируются, когда они на вершине холма. Наверное именно тогда я почувствовала себя впервые по-настоящему свободной. Моего переменчивого мужа не было больше рядом со мной. Зато некому больше было молча хмуриться или ворчать. И некому было испортить мою чистую радость от нашей поездки.